Цитаты
Из дневников Суворина
7 февраля
* * *
Сегодня ехал из театра на извозчике. Он — Новгор. губ., Старо-русскаго уезда, за С. Руссой 35 верст, Игнатием зовут. — «Сколько лет?» — «61-й». — А у него все волосы и борода черная. Лицо, как у 35 летнего. Говорит мне, что жена у него двумя годами старше его, 9 человек родила и только спереди зубов двух нет, а то как 17-летняя девушка. Он никогда не пил ни водки, ни пива и не курил. Только 4 рюмки коньяку выпил на свадьбе у брата, 30 лет тому назад. Болен никогда не был. У сына его 6 человек детей. Отец пил. «Я насмотрелся на него и не пил. Он умер, когда мне было 24 года». Зарабатывает в зиму до 100 руб., летом не ездит. Говорит, что их ремесло такое, что коли пить, то ничего не заработаешь.
11 февраля.
Был у Л. Н. Толстого, который не был в Петербурге 20 лет. Остановился у Олсуфьева, Фонтанка 14. У него были Ге, Чертков и баронесса Икскуль. Черткова высылают заграницу, у него был обыск, отобрали бумаги о духоборах. О «Чайке» Чехова Л.Н. сказал что это вздор, ничего не стоящий, что она написана, как Ибсен пишет.
— «Нагорожено чего-то, а для чего оно, неизвестно. А Европа кричит «превосходно». Чехов самый талантливый из всех, но «Чайка» очень плоха».
— «Чехов умер бы, если б ему сказать, что вы так думаете. Вы не говорите ему этого».
— «Я ему скажу, но мягко, и удивлюсь, если он так огорчится. У всякого есть слабые вещи».
Заговорили о государе.
— «Вам бы поехать к нему, вы бы его убедили».
— «Если жену свою не убедишь», — сказал Л.Н. — «то государя уж и подавно.»
— «Ну, жена другое дело, она слишком близка»…
— «А государь слишком далек», — сказал Толстой.
О нормировке рабочего дня: не понимает, зачем это, это только стесняет рабочего, он хочет работать, а ему не дают. Надобна свобода рабочих. Есть движение на земле, а земли нет.
— «А стачки?»
— «Что ж стачки? Генри Джорж справедливо говорит, что стачки можно уподобить двум богачам, которые стоят на берегу моря и бросают в него червонцы. Один бросит один золотой, другой два; первый два, второй три, и т. д. без конца».
О «Чайке» еще говорил Толстой:
— «Литераторов не следует выставлять: нас очень мало и нами не интересуются». Лучшее в пьесе — монолог писателя, — это автобиографич. черты, но их можно было написать отдельно или в письме; в драме они ни к селу, ни к городу. В «Моей жизни» у Чехова герой читает столяру Островского, и столяр говорит: «Все может быть, все может быть». Если б этому столяру прочесть «Чайку», он не сказал бы: «все может быть».
Л. Н. Толстой говорил, что жить осталось мало, а сказать и сделать ему хочется еще очень много. Он торопится и работает постоянно.
20 февраля.
В пьесе «Катастрофа» актриса Холмская падает на грудь убитого мужа и рыдает. Буренин сказал:
Рыдает Холмская над трупом
И сцену всю закрыла крупом.
5 марта
* * *
Сегодня телеграмма из Канеи, что на «Сысое Великом» убито 18 матросов нечаянным выстрелом во время учения. Это можно счесть за очень скверное предзнаменование, а греки могут это считать за наказание божие за те выстрелы, которые, согласно поведению «концерта», были выпущены против инсургентов.
28 марта
* * *
Вчера адвокат Петрашевский приходил к А. П. Коломнину просить меня не помещать отчета о разбирательстве у мирового судьи, который приговорил графа Шереметева, известного под именем «Пожарского», к 2 нед. ареста за то, что он побил своего слугу и побил за то, что тот неловко затворил форточку. Рассказывали подробности очень нехорошие о диком нраве этого господина. Граф вознаградил побиенного деньгами.
12 июля.
Был у И. Л. Горемыкина. Говорили довольно долго. Он умно говорил о разных вещах. Между прочим о замечании государя на статью «Нов. Вр.» о преобладании польского элемента среди инженеров железной дороги. Государю было неприятно напоминание о факте, который он хорошо знает. Но русских инженеров нет.
8 сентября.
Завтра едем в Париж. Читал выписки из заметок покойного Любимова — давал сын его.
Под 20 апр. 1881 г. приведены слова государя Баранову: «Конституция? Чтоб русский царь присягал каким то скотам?» О студенческих сходках много любопытного. Студенты публично «судили» государя, и прямо говорили в универ. совете, что они «плюют на все», «на всю империю».
…30 апр. «Истинный царский путь, указанный Мих. Никифор., принят государем. Вероятно, он и писал манифест».
…17 мая. «Манифест писал не он, а Победоносцев. Знали дело только государь и Победоносцев. После манифеста у Лориса собрались министры.
— «Кабинет должен весь подать в отставку» — слова Лориса. Его поддерживал Милютин. Игнатьев: — «Я не подам». Победоносцев вставая:
— «Писал манифест я!»
….Лорис спрашивал у Скальковского об английском устройстве, чтоб не показаться невеждой перед А. Д. Градовским. Допытывал, кто в Англии назначает министров — парламент или королева. И эти люди, эти невежды, хотели сочинять конституцию для России».
…«7 сент. Государь велел Игнатьеву написать Лорису, чтоб он не приезжал в Россию. Государь сказал, что он знает, что Лорис держит себя, как глава оппозиционной партии, принимает журналистов, между прочим, Суворина, вообще, держит себя вызывающе».
…«На записке Петра Шувалова надпись государя: «Чепуха русского аристократа, не знающего истории и жизни народа».
…«Созвездие стоит благоприятно» — из телегр. Делянова.
…«Игнатьев хотел земского собора. Во время спора, в присутствия государя, он говорил, что хотел только декоративного собора. — Государь соберет представителей, объявит им свою волю, они и разъедутся».
Государь ему сказал: «Я должен сказать, что вы, Ник. Пав., самым легкомысленным образом подвели меня».
…«Государь жаловался Гурко, как трудно найти хороший табак; «один табак мне пришелся по вкусу, я закупил теперь большую партию, но боюсь, не обманули бы, не положили бы другого табаку».
…«Государю говорил Гурко (в 1884), что очень трудно принимать меры и предупреждение антиеврейских беспорядков — войска радуются, когда евреев бьют. Государь, перебивая: а я, знаете, признаться, и я рад, когда их бьют».
…«31 янв. 1885 г. По поводу Набокова, вышедшего в отставку. Катков сказал государю: «хорошие министры не даются вашему величеству». Вдруг государь: «вот это верно».
1898 год
1 января.
Сегодня вечером Боря вошел и говорит:
— «Правда, что в Порт-Артур вошли английские корабли?»
— «Правда».
— «Что ж это государь, проглотит такую обиду?»
— «Отчего не проглотит? Он только полковник».
— «Ну пускай он произведет себя в генералы, и таких обид не прощает».
Когда государь окружен глупцами или прохвостами, в роде графа Муравьева, которого Витте называет «сыном Ивана Александровича Хлестакова», то не это еще будет. Он воображает, что он — сила, а на ином деде он — очень маленькая величина, без ума и дарований. Имп. Вильгельм II сердится на него за депешу к Фору с поздравлением с Новым годом. Депеша послана из Гатчины. Две императрицы враждуют: одна тянет во французский союз, другая в немецкий. Государь сидит между стульями очень неловко.
* * *
Один почтовый чиновник промочил пролитою водою на несколько рублей почтовых марок и с отчаяния, что заплатить нечем, пошел и повесился.
28 апреля.
Обедал у И. И. Щукина. Были Чехов, Скальковский, Онегин Боткин и Де-Роберти. Пробыли до 10 часов. Ив. Ив. угощает чисто по московски, с большою любезностью. После обеда оживленная беседа Де-Роберти доказывал, что образованным людям надо есть устрицы и пить шампанское, чтоб проповедывать идеи народу. «А не то, что отдавать народу все то, что имеешь. Если мы народу отдадим то, что имеем, и он только пропьет и проживет, а идеи значат гораздо больше. И чтоб иметь их, надо быть образованным, иметь досуг, довольство», и т. д.
— «А Христос?» — сказал Скальковский.
— «Да что Христос?.. У него все было: женщины ему хитоны делали, вино он пил» и т. д.
5 мая
* * *
Запрашивал телеграммой Петербург, как принята в России речь Чемберлэна, сказанная 1-го мая, кажется. Ответ: телеграфом речь эта передана кратко. Очевидно, гр. Муравьев задержал телеграммы, по своему обыкновению, и, может быть, совсем о речи этой нельзя будет говорить. Сегодня у Щукина все возмущались. Такую речь можно сказать только в пьяном виде. Чемберлэн применил к России поговорку, что «обедать (ужинать) с чортом можно только, имея длинную ложку». С англичанином и с длинной ложкой ничего не достанется — все возьмет себе и сожрет.
1899 год.
8 апреля.
Шильдер рассказывал, что будто царь был у умирающего Нарышкина. У него сидело еще трое его друзей. Они хотели уходить. Но царь их оставил. Нарышкин обратился к царю с просьбой исполнить его предсмертное желание. Царь, ничего не подозревая, согласился.
— «Увольте Горемыкина. Этот человек не любит вас и губит вашу династию».
Понятно, как царь был сконфужен. Горемыкин именно ничего не понимает. Пока он в министрах, будет готовиться революционное движение.
* * *
Вечером 3 часа сидел инспектор института путей сообщения Брандт. Говорили о молодежи, о ее безвыходном положении. Он пришел предложить, чтоб все газеты написали такие статьи, за которые их бы запретили. Я ему сказал, что останутся правительственные газеты и «Спб. Ведомости» и явятся новые. Этим делу не поможешь. Молодежь, должна покориться царю и больше ничего. Тут не может быть другого решения, Она могла бунтовать против министров, совершенно ничтожных и нелепых, особенно против Горемыкина и Боголепова, но бунтовать против царя невозможно.
* * *
Васильчиков о Лермонтове: — «Если б его не убил Мартынов, то убил бы кто другой; ему все равно не сносить бы головы». Васильчиков в Английском клубе в Москве встретил Мартынова. В клуб надо было рекомендацию. Он спрашивает одного — умер, другого — нет. Кто-то ударяет по плечу. Обернулся — Мартынов. — «Я тебя запишу». Взял его под руку, говорит: «Заступись, пожалуйста. А то в Петербурге какой-то Мартынов прямо убийцей меня называет». — Ну, как не порадеть! Так и с Пушкиным поступали. Все кавалергарды были за Дантеса. Панчулидзеву Ефремов говорил — «Надо вам рассиропить историю полка декабристами. А то ведь у вашего полка два убийцы — Дантес и Мартынов».
* * *
Соболевский рассказывал, что виделся с Дантесом, долго говорил с ним и спросил: — «Дело теперь прошлое, жил ли он с Пушкиной?» — «Никакого нет сомнения», — отвечал тот.
* * *
Павел I собирался заточить свою жену в монастырь и объявить Николая Павловича и Михаила Павловича незаконными. Императрица жила с кем-то и Николай показал на портрет ее любовника. Николай II показал Панчулидзеву все бумаги, удивлялся, что о смерти Павла I ничего не публиковано. — «Ведь когда-нибудь надо же об этом сказать». Говорят, в «Биографическом словаре» будто все рассказано.