Марина вставала каждый день в пять тридцать, когда за окнами старой девятиэтажки еще клубилась темнота, а первые отблески рассвета едва касались крыш домов. Квартира на четвертом этаже, с облупленными стенами и дребезжащими окнами, казалась ей клеткой без выхода. Она осторожно опускала ноги на холодный пол, стараясь не потревожить Игоря — супруга, спавшего беспокойно, но крепко после смены в автосервисе. Его размеренное дыхание действовало успокаивающе, и Марина на секунду позволяла себе вспомнить, как они познакомились — на вечере друзей, где он, высокий парень с уверенным голосом, пригласил её на танец под старую мелодию «Queen». Тогда жизнь казалась легкой и светлой. А теперь — тяжелой, пахнущей пережаренным маслом и пылью, с невидимыми нитями, которыми свекровь, Тамара Петровна, опутала их быт.
Кухня встречала Марину желтоватым светом лампы под потолком. Здесь начинался ежедневный обряд, установленный свекровью с первого же дня.
— Ты теперь часть нашей семьи, — сказала тогда Тамара Петровна, её голос звучал твердо, как приговор. — У нас заведено: завтрак должен быть готов к шести. Я не молода, ноги не те, а ты здорова, тебе и карты в руки. Игорь привык к распорядку.
Марина тогда только кивнула. Любовь к мужу и вера в спокойное будущее заглушили тревогу. Она думала, что всё наладится. Но с каждым днем свекровь крепче утверждалась в роли хозяйки — в каждом углу чувствовалось её присутствие, от занавесок до запаха лавандового мыла.
Первый завтрак Марина приготовила с дрожью в руках — тосты, омлет, чай с лимоном. Тамара Петровна села за стол, оценила всё внимательным взглядом и сказала:
— Пересолила. В следующий раз аккуратнее.
Марина натянуто улыбнулась. Она закончила филфак, мечтала работать редактором, но теперь её утро начиналось с кастрюль и сковородок. Муж говорил:
— Потерпи. Мама просто старомодная.
Так шло изо дня в день. Тамара Петровна вставала ровно в шесть и ожидала завтрак, а Марина готовила, стараясь не плакать от усталости. Любая задержка превращалась в выговор:
— В наше время в пять утра уже хлеб пекли!
Сергей всё меньше замечал перемены в жене. По вечерам Марина пыталась с ним говорить:
— Мне тяжело. Я не служанка.
— Мама не со зла, — отвечал он. — Она просто не умеет иначе.
Но однажды осенью Марина заболела. Температура, кашель, слабость. Несмотря на это, она всё же поднялась и пошла на кухню. Масло вспыхнуло на сковороде, яйцо упало на пол.
— Да что ж ты творишь?! — крикнула Тамара Петровна. — Всё испортила! Безрукая!
Марина молчала, сжимая обожженный палец.
— Я не могу, мне плохо, — прошептала она.
— Болезни у тебя в голове, — отрезала свекровь. — Я сама всё сделаю. Только сыну ни слова — не хочу, чтобы он знал, какая у него ленивая жена.
Марина ушла в спальню и укрылась с головой. Игорь спал, не зная, что утро превратилось в кошмар. Она пролежала весь день, не в силах даже открыть ноутбук, где ждала работа переводчика.
Когда вечером Игорь вернулся, мать набросилась на него:
— Твоя жена чуть кухню не спалила! Я весь день убирала!
Он подошёл к Марине, потрогал лоб и нахмурился:
— У тебя жар… Почему не сказала?
— Не хотела скандала, — тихо ответила она.
Муж впервые встал на её сторону:
— Мам, перестань. Она болеет.
Свекровь обиделась, ушла в свою комнату. Марина заплакала от облегчения — не от боли, а от того, что наконец кто-то её услышал.
Через день пришёл врач и велел лежать неделю. Тамара Петровна, хоть и ворчала, готовила сама — и поняла, как это трудно. Однажды она села у кровати Марины и сказала:
— Прости. Я… не умею иначе. После смерти мужа всё держалось на порядке. Боялась, что без него дом развалится.
— А я боялась вас, — ответила Марина. — Давайте попробуем вместе.
Они договорились готовить по очереди. И впервые за долгое время кухня наполнилась не упрёками, а разговорами.
Зимой, когда снег лёг толстым слоем, Марина записала в блокнот:
«Семья — как утро: можно начать с горечи, но добавить немного тепла — и станет светлее».
Игорь обнял её, а Тамара Петровна, проходя мимо, улыбнулась:
— Завтра завтрак на мне, доченька.
