Сюжет простой. Беременная баба пошла в лес за грибами, у неё начались схватки, она присела под кустом (крестьянки рожали не лёжа, а стоя или на корточках), мимо шла Баба Яга, помогла принять младенца. Девочку назвали Авдотьюшкой, а крёстной стала Баба Яга. Когда женщина отправилась обратно домой, то напоследок сказала Бабе Яге: «Прощай, дидко-блядко!»
«Такая уж у ней поговорка была», – объяснил колоритную фразу рассказчик.
Никакого смысла в словосочетании «дидко-блядко» нет. Оно просто мелодичное звучание и веселящее значение: как шум листвы или пение соловья июньской ночью.
Выросла девочка, захотела повидать крестную. Пошла, долго искала, всё же добралась до избушки Бабы Яги. Всюду во дворе была навалена мертвечина. В сарае целая поленница трупов, амбар головами людскими забит, в избе лежат руки-ноги и стоят чаны с кровью, а в печке «женские титьки жарятся».
Пришла Баба Яга, принялась юлить и крестнице врать: трупы – это дрова, головы – брюква, а жарится хлебушек:
– Не хошь ли отведать?
– Не хочу, крёстная… усталось мне что-то…
– Усталось, так беги, ляг на печку.
Легла девочка, Баба Яга её съесть хочет и ждёт, когда она уснет. Почему не может съесть бодрствующую – вопрос без ответа. Кажется, ради той же фразы, которая от женщины прилипла к Бабе Яге. Пока девочка засыпала, Баба Яга её постоянно дёргала и спрашивала: «Спишь ли, дидко-блядко?» Девочка отвечала: «Нет, мол, не сплю дидко-блядко!»
В конце концов девочка плюнула на пол говорящей слюной (была у нее такая супер-способность), и уже слюна за неё отвечала, что она не спит. Девочка сбежала и больше к крёстной не ходила. Что-то ей там не очень понравилось. (Русские крестьяне. Жизнь. Быт. Нравы. Т. 2. Ч. 1. СПб. 2006 год. С. 149-150)
Надо полагать, слушатели сказки ещё долго приговаривали колоритную фразочку: «дидко-блядко». Вы тоже будете. Она прилипчивая.
Вообще этот сказочный сюжет известный, хотя обычно его рассказывали без «дидки-блядки». И нередко сказка кончалась неважно.
К примеру, есть вариант про лешего, который под видом старика случайно зашёл к только что родившей бабе и согласился стать крёстным. Тоже выросла крестница и решила навестить крёстного. Пошла в лес, нашла дом, где дверь приперта человечьей ногой, внутри стоит чан крови, в погребе развешаны кишки, в печке жарятся опять же женские титьки.
Открылась дверь, вошел крёстный. Девочка расспросила про мясо, но леший отговорился: мол, всё это говядина, а в чане квасок и, кстати, не хочешь ли жаркое?
Эта девочка согласилась. Вынул леший титьки из печи, сели кушать. Жадно съел старик свою порцию, однако не наелся, вздохнул и сожрал крестницу.
«Гораздо любил молодое женское тело старый дедко лесовой», – кончалась сказка (Бурцев А.Е. «Русские народные сказки и суеверные рассказы про нечистую силу». СПб. 1910 год. С. 92-93).
Что же получается? Без «дидко-блядко» сказка стала мрачной, тяжелой, беспросветно депрессивной.
Почему? Мне кажется, потому что задорные фразы украшают истории и веселят людей, кто бы что ни говорил.
© «Минутка этнографии».
* Орфография, пунктуация, фотографии и видео автора бережно сохранены.